Профессиональная сказочница.
Сестра.
Предупреждение: ИНЦЕСТ (надеюсь, все знают, что значит это слово)
Глава 1.Глава 1
Может ли кто-нибудь представить, насколько мне хочется проснуться не из-за него? Насколько невообразимо, безумно хочется выспаться, довольно потянуться, понежиться пару минут в мире сновидений. В детстве я думала, мечты должны быть волшебными, изящными и едва выполнимыми, волшебные замки и драконы, оранжевое небо и счастье во всем мире. Мои нынешние мечты просты и доступны, если я, конечно, решусь сделать их доступными. Мои мечты меня ждут.
Он будит меня в шесть. Он кричит: «Алена, просыпайся». Он прыгает на кровать и тыкается губами в мою щеку, оставляя неприятный мокрый след. Он больно хватает меня за запястья. Он счастлив. Я с трудом поднимаюсь, умываюсь, торопливо переодеваюсь в ванной – только бы он не видел, я не могу, я просто не в состоянии выдержать его взгляд. Я заправляю постель, я готовлю завтрак, я проверяю его кровать – сегодня она, слава богам, сухая. Я играю с ним, я ему читаю, я слушаю его истории, я хвалю его рисунки. Знаете, ненависть совсем не резкое чувство, в нем нет никакой страсти, нет экспрессии, ненависть прокрадывается в душу медленными осторожными шагами – и вот, ты попался, ты ненавидишь, и сразу – тысячи причин, и сразу – отсутствие других чувств. Я его ненавижу, я говорю это спокойно, тихо, это не тревожит меня.
Говорят, у умственно-отсталых отличная интуиция, чутье, как у собак. Говорят, они чувствуют отношение к себе, говорят, они понимают, где правда, а где – нет. Это ложь. Он смотрит на меня внимательно, он улыбается, смеется, я улыбаюсь ему в ответ – я так спокойна – я знаю, он доволен, я знаю, он не понимает, что единственной моей мыслью за последние месяцы – и причиной и следствием – было простое: «Ненавижу тебя». Когда он отворачивается, чтобы взять краски, я с силой кусаю губы, во рту появляется хорошо знакомый вкус металла, мне почти хорошо. Он идет за новой книгой, я сжимаю кулаки, и тонкие острые ногти оставляют на ладонях красные полумесяцы. И мне становится легче.
Он просит, чтобы я принесла карандаши из спальни, туда ему можно заходить только по утрам, в своей комнате я прижимаюсь лбом к стене, я с силой прижимаю ладони к вискам и замечаю движение откуда-то слева. Я оборачиваюсь…
Честно, мне есть, чем гордиться. Нужно быть действительно очень спокойным человеком, чтобы не закричать, увидев себя в зеркале.
Я подхожу ближе – это огромное отражение, зеркало в полный рост, сегодня он, наверное, случайно стянул накидку, когда будил меня. Он боится зеркал, поэтому в квартире есть только одно – это, но и оно спрятано, точнее, было спрятано. Я улыбаюсь – у отражения на лице появляется подобие звериного оскала – я вспоминаю, как не хотела выбрасывать это зеркало. Память о маме. Память о женщине, которая родила на свет меня и мое проклятье. Я поднимаю руку, и отражение вздрагивает – рука вся в синяках, кровоподтеках, порезах. Я провожу кончиками пальцев по распухшим от укусов губам, я глажу свои брови, нос, щеки. Я вновь сжимаю кулаки, и отражение приоткрывает рот. Я говорю шепотом: «Я убью тебя», отражение повторяется, и мне это нравится. Мне не хочется отсюда уходить.
Он тихо открывает дверь, я замечаю это слишком поздно. Он видит меня, видит мое отражение – с минуту переводит глаза туда обратно и начинает кричать. Он падает на пол, крушит мой стол, он бьется головой о косяки и пол, он страшно кричит, но я не двигаюсь. Я думаю, может, так он и должен умереть? Может, стоит не что-то делать самой, а наоборот, ничего не делать? Но нет, не сегодня. «Я убью тебя сама», - бормочу я и подхожу ближе. Я наклоняюсь и прижимаю его к полу. Я его целую. Я говорю ему: «Все хорошо».
Ведь все действительно хорошо.
Глава 2.Глава 2.
Мне холодно. Окно раскрыто, яростно дергается штора, я сижу на полу и обнимаю колени руками. Я не хочу закрывать окно, я не хочу отходить от своего отражения. Я не хочу, чтобы эта ночь кончалась. Он спит в соседней комнате, я могу даже услышать его дыхание, если прислушаюсь, я стучу пальцами по полу, я откашливаюсь, я разглаживаю юбку – только, чтобы не слышать его дыхание, чтобы забыть о его существовании хотя бы на одну ночь. Негромко тикают часы, уже два часа, я давно не ложилась так поздно. Я высовываюсь из окна, я чувствую запах улицы, у меня кружится голова. Я цепляюсь пальцами за оконную раму, я сажусь на подоконник, и меня осеняет – не нужно думать, как убить его, есть легкий и быстрый способ – умереть самой. Я смотрю на улицу, я царапаю руку, я хочу прыгнуть.
Сейчас я похожа привидение. Возможно, внизу сидит юный поэт, который видит мой силуэт на фоне пасмурной ночи. Возможно, я стану его страстью на долгие годы. Я легко спрыгиваю с окна. Иногда несделанный шаг кажется важнее всей жизни. Я никогда не смогу убить себя. Я раздеваюсь и ложусь спать. Я представляю себя одинокой.
Я прислушиваюсь к его дыханию за стеной. Утром все происходит как обычно, утром я кажусь себе странной, мне кажется, будто той дурманящий ночной воздух не исчез, мне кажется – он в квартире, я плохо себя чувствую. Мне становится лучше, когда я готовлю обед. Я режу луковицу, он сидит за столом, спиной ко мне и что-то рисует. Я не плачу над луком, я вообще не плачу, он же рыдает постоянно, из-за каждой мелочи. Но не из-за лука.
Иногда я думаю о нем. Он очень красивый. Он мог бы быть в мечтах миллионов людей, он мог бы продавать свои улыбки за деньги. Иногда я думаю, если бы он не был моим братом? Иногда я думаю, если бы он не был моим братом и если бы у него были мозги? Я представляю, что дорезаю луковицу, плачу, ведь все девушки плачут над луком, я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, я улыбаюсь, он внимательно смотрит на меня, он спрашивает: «Все в порядке?», он подходит и обнимает меня. Я чувствую себя хорошо, мне приятно, когда он рядом, он прижимает меня к себе и бормочет: «Алена, моя Алена». Я кладу нож на доску и глажу его руки.
Я вздрагиваю и замечаю, что слишком задумалась – нож торчит из доски, ладонь прижата к лезвию, я отдергиваю руку и вижу кровь. Мне больно. Я оборачиваюсь и вижу, что он внимательно смотрит на меня. Он встает и подходит, аккуратно берет меня за руку и тихо спрашивает: «Алена, все хорошо?». Мне кажется, что из его глаз исчезло безумие, он нежно целует мою ладонь, он внимательно смотрит на меня, он такой красивый. Мы стоим слишком близко, я чувствую его запах, я хочу прижаться к нему. Я молчу.
Я открываю глаза и пытаюсь понять, что случилось. Я лежу на полу в кухне. Он сидит рядом, сжавшись в комочек, тихо всхлипывает и раскачивается. У меня болит голова, мне очень плохо. Он поднимает голову, я смотрю в его глаза. Я смеюсь, я смотрю на свои ладони, на них нет порезов, я смеюсь еще громче. Разыгравшееся воображение, мне все показалось. Я смеюсь. Я хохочу, он начинает плакать громче, звуки эхом разносятся по квартире. Неожиданно мне становится страшно. Я встаю и иду в спальню. Мне нужно прилечь.
Это грипп или сильная простуда, может, ангина или что-то еще, мне все равно. Я знаю, что брежу, но так приятно открывать глаза и видеть его рядом. Чувствовать его руки и губы, слышать его голос. Это бред. Я теряюсь в пространстве, иногда я гуляю с ним под темным небом. Иногда я красуюсь рядом с ним в красивом белом платье. Иногда я стреляю в него и смотрю, как из его живота льется темная, почти черная кровь, я окунаю в нее пальцы, и им становится тепло. Мне это нравится. Бред. Он целует меня и прижимает к кровати. Я даю ему чашку с горячим чаем, в голове крутится: «Цианид». Цианид. Цианид. Я открываю глаза и вижу его. Он взволнован. Он дает мне лекарства. Бред.
Мне жарко. Мне холодно. Я хочу навсегда остаться в этом бреду, но я просыпаюсь, мне легче, я смутно припоминаю все, что происходило. Я спокойна. Единственная моя мысль: «Цианид».
Я спокойна.
Глава 3.Глава 3
Я кручу в пальцах баночку с надписью KCN. Я улыбаюсь. Никогда не думала, что можно стать счастливой от такой мелочи, но нет, это не мелочь. Это свобода, одиночество, много зеркал и что-нибудь еще. Осталось всего пять дней.
Я решила, что будет хорошо, если он умрет в свой день рождения. Я думаю, это будет отличным подарком для нас обоих. Я думаю, это будет приятным сюрпризом. Я думаю, к этому времени нас оставит сиделка, которую прислали из больницы, когда я заболела. Кажется, я вызвала врача во время своего бреда, может быть, но я этого не помню. Сиделка молодая и полная, она красива, у нее приятная улыбка, но она слишком громко разговаривает.
Мы сидим в его комнате, она что-то ему рассказывает, он рисует, я кручу в пальцах карандаш. На руках появились новые синяки, они синие, они болят, меня держали, я пыталась вырваться. Я улыбаюсь, возможно, я сама хватала себя за руки, я не помню этого. Он зовет меня, я смотрю на его рисунок, я говорю: «Умница, это очень красиво». Сегодня он в футболке, я смотрю на его красивые руки, и мне хочется сделать что-нибудь, я хочу ударить его, я хочу причинить ему боль, я хочу, чтобы он боялся меня, я хочу убить его, я хочу узнать, что происходило, когда я бредила. Его руки все в глубоких царапинах.
Я не могу ничего сделать, пока здесь сидит эта кукла в белом халате. Я ничего не могу сделать, пока она не уйдет домой, к своему коту или парню, она что-то говорила об этом. Он смотрит на меня, тихо гладит мою коленку, он иногда меня пугает, кукла внимательно меня изучает: «Алена, вы хорошо себя чувствуете?» Нет, кукла, мне плохо. У меня раскалывается голова. Я совсем не помню прошлые сутки. У меня есть возможность побыть в одиночестве, но я сижу здесь, с ним. И последнее, оно пугает меня больше всего. Я хочу его поцеловать.
Я говорю кукле, что все хорошо, она продолжает читать, но я чувствую, что она отрывается от страницы, она искоса разглядывает меня. Я в длинной юбке и вытянутой кофте с длинными рукавами, но я знаю, что это не помогает, я знаю, она увидела искусанные губы, и заживающие царапины на пальцах, и длинный, неровный шрам на шее. Я знаю, сейчас она пытается понять, как появились следы на моей коже, ей интересно, что происходит в этой квартире, ей интересно, почему мы живем вдвоем.
Я хотела бы заснуть. Я закрываю глаза и перестаю думать. Я задерживаю дыхание. Я расслабляюсь, мне хорошо. Я провожу так весь день, я лениво перебираюсь из комнаты в кухню и обратно, кукла подсовывает мне таблетки, я молча их глотаю. Кукла что-то спрашивает, я отвечаю. Кукла говорит, что собирается домой, я улыбаюсь. Она идет к двери, снимает и убирает свой халат, она обувается, я ласково говорю ей: «До завтра», она вздрагивает и быстро выходит. Я закрываю дверь.
Он стоит за моей спиной, я оборачиваюсь, я внимательно разглядываю его лицо. Я, кажется, снова брежу. Он прижимает меня к стене, он целует меня в шею, он бормочет: «Я так соскучился», он расстегивает мою кофту. Я хочу кричать, но я сильнее прижимаюсь к нему, я должна закричать и оттолкнуть его, но я стаскиваю его футболку, я тянусь губами к его уху, я зову его в спальню.
Я бы считала это неправильным, если бы это не было так прекрасно. Если бы это не было бредом. Я засыпаю на его плече. Я целовала каждый сантиметр его тела, он говорил, что любит меня.
Я знаю, завтра я проснусь одна, а через четыре дня я убью его.
Мне так хорошо. Я довольно потягиваюсь и закрываю глаза.
Глава 4.Глава 4.
Я просыпаюсь от привычной атаки, я просыпаюсь от громкого: «Алена, уже утро», я просыпаюсь от мокрого поцелуя. Я как обычно думаю, как я устала и неожиданно понимаю – это все в последний раз и больше никогда не повторится. Я счастлива, я улыбаюсь, я радостно поздравляю его с днем рождения. Он требует подарки, я говорю, что он получит свой чудесный подарок, когда мы будем пить чай с тортом.
Я стою над чашкой с чаем, и дую на обожженные пальцы. Я растворила в воде всю банку, я разогрела воду, я заварила чай. Я стою над чашкой, я чувствую запах миндаля, я вовремя останавливаюсь, когда привычно пытаюсь попробовать то, что получилось. Я дую на пальцы, я хочу расцарапать руку, но знаю – это не поможет, раньше боль помогала мне сосредоточиться, но нет. Не сегодня, сегодня мне вряд ли что-то поможет.
Он забегает на кухню, он тянет меня в комнату, к столу. Он счастлив, а мне неожиданно хочется плакать. Я не умею плакать, я не умею бороться с чудовищной пустотой внутри и внешней слабостью. Я сажусь и спрашиваю, скучает ли он по маме. Я спрашиваю, хочет ли он увидеть ее, я спрашиваю, не хотел бы он отдохнуть от меня. Он долго молчит и отвечает: «Нет». Нет, он не скучает, нет, он не хочет к ней, нет, он не сможет без меня. У меня нет сил спорить с ним, у меня вообще не осталось сил, ненависть, раздражение, страх, страсть – бесконечная желчь разных чувств наконец оставила меня. Я думала, это будет моей свободой, я думала, это будет счастьем. Это стало опустошенностью. Он сидит напротив, он рассматривает меня, что-то рассказывает, он улыбается – он уже мертв. Я давно уже убила его.
Я думаю, что хочу выпить чай с запахом миндаля. Я думаю, что не стоит этого делать. Я говорю, что принесу торт и ухожу на кухню. Я прислоняюсь лбом к холодному окну. Я боюсь.
Торт стоит на столе. Свечи горят. Несколько новых игрушек лежат у него на коленях. Я несу чашку, я думаю о том, что лишь восемь процентов населения земли способный на убийство. Или девять. Я думаю, что меня могут поймать. Я не знаю, что я буду делать потом. Я думаю, что мне не придется больше готовить ему и хвалить его рисунки. Я думаю о разных глупостях.
Он берет у меня чашку. Он ставит ее на стол. Я сажусь напротив, и, когда я смотрю на него и собираюсь подать ему чай, я чувствую что-то новое, непонятное, раздражающее. Безысходность. Это не отсутствие выбора, это безысходность принятого давно решения. Это тяжело, мне сейчас очень тяжело.
Я выбила чашку из его рук, когда он собирался сделать глоток. Потом мы смотрели на крупные осколки, и оба чувствовали терпкий запах миндаля. Потом он обнял меня к себе и прошептал: «Я тебя никогда не оставлю».
Я смотрела на растекающийся по полу яд. Я слышала шум машин и крики детей за окном. Я не могла ни о чем думать.
И я закричала.
Предупреждение: ИНЦЕСТ (надеюсь, все знают, что значит это слово)
Глава 1.Глава 1
Может ли кто-нибудь представить, насколько мне хочется проснуться не из-за него? Насколько невообразимо, безумно хочется выспаться, довольно потянуться, понежиться пару минут в мире сновидений. В детстве я думала, мечты должны быть волшебными, изящными и едва выполнимыми, волшебные замки и драконы, оранжевое небо и счастье во всем мире. Мои нынешние мечты просты и доступны, если я, конечно, решусь сделать их доступными. Мои мечты меня ждут.
Он будит меня в шесть. Он кричит: «Алена, просыпайся». Он прыгает на кровать и тыкается губами в мою щеку, оставляя неприятный мокрый след. Он больно хватает меня за запястья. Он счастлив. Я с трудом поднимаюсь, умываюсь, торопливо переодеваюсь в ванной – только бы он не видел, я не могу, я просто не в состоянии выдержать его взгляд. Я заправляю постель, я готовлю завтрак, я проверяю его кровать – сегодня она, слава богам, сухая. Я играю с ним, я ему читаю, я слушаю его истории, я хвалю его рисунки. Знаете, ненависть совсем не резкое чувство, в нем нет никакой страсти, нет экспрессии, ненависть прокрадывается в душу медленными осторожными шагами – и вот, ты попался, ты ненавидишь, и сразу – тысячи причин, и сразу – отсутствие других чувств. Я его ненавижу, я говорю это спокойно, тихо, это не тревожит меня.
Говорят, у умственно-отсталых отличная интуиция, чутье, как у собак. Говорят, они чувствуют отношение к себе, говорят, они понимают, где правда, а где – нет. Это ложь. Он смотрит на меня внимательно, он улыбается, смеется, я улыбаюсь ему в ответ – я так спокойна – я знаю, он доволен, я знаю, он не понимает, что единственной моей мыслью за последние месяцы – и причиной и следствием – было простое: «Ненавижу тебя». Когда он отворачивается, чтобы взять краски, я с силой кусаю губы, во рту появляется хорошо знакомый вкус металла, мне почти хорошо. Он идет за новой книгой, я сжимаю кулаки, и тонкие острые ногти оставляют на ладонях красные полумесяцы. И мне становится легче.
Он просит, чтобы я принесла карандаши из спальни, туда ему можно заходить только по утрам, в своей комнате я прижимаюсь лбом к стене, я с силой прижимаю ладони к вискам и замечаю движение откуда-то слева. Я оборачиваюсь…
Честно, мне есть, чем гордиться. Нужно быть действительно очень спокойным человеком, чтобы не закричать, увидев себя в зеркале.
Я подхожу ближе – это огромное отражение, зеркало в полный рост, сегодня он, наверное, случайно стянул накидку, когда будил меня. Он боится зеркал, поэтому в квартире есть только одно – это, но и оно спрятано, точнее, было спрятано. Я улыбаюсь – у отражения на лице появляется подобие звериного оскала – я вспоминаю, как не хотела выбрасывать это зеркало. Память о маме. Память о женщине, которая родила на свет меня и мое проклятье. Я поднимаю руку, и отражение вздрагивает – рука вся в синяках, кровоподтеках, порезах. Я провожу кончиками пальцев по распухшим от укусов губам, я глажу свои брови, нос, щеки. Я вновь сжимаю кулаки, и отражение приоткрывает рот. Я говорю шепотом: «Я убью тебя», отражение повторяется, и мне это нравится. Мне не хочется отсюда уходить.
Он тихо открывает дверь, я замечаю это слишком поздно. Он видит меня, видит мое отражение – с минуту переводит глаза туда обратно и начинает кричать. Он падает на пол, крушит мой стол, он бьется головой о косяки и пол, он страшно кричит, но я не двигаюсь. Я думаю, может, так он и должен умереть? Может, стоит не что-то делать самой, а наоборот, ничего не делать? Но нет, не сегодня. «Я убью тебя сама», - бормочу я и подхожу ближе. Я наклоняюсь и прижимаю его к полу. Я его целую. Я говорю ему: «Все хорошо».
Ведь все действительно хорошо.
Глава 2.Глава 2.
Мне холодно. Окно раскрыто, яростно дергается штора, я сижу на полу и обнимаю колени руками. Я не хочу закрывать окно, я не хочу отходить от своего отражения. Я не хочу, чтобы эта ночь кончалась. Он спит в соседней комнате, я могу даже услышать его дыхание, если прислушаюсь, я стучу пальцами по полу, я откашливаюсь, я разглаживаю юбку – только, чтобы не слышать его дыхание, чтобы забыть о его существовании хотя бы на одну ночь. Негромко тикают часы, уже два часа, я давно не ложилась так поздно. Я высовываюсь из окна, я чувствую запах улицы, у меня кружится голова. Я цепляюсь пальцами за оконную раму, я сажусь на подоконник, и меня осеняет – не нужно думать, как убить его, есть легкий и быстрый способ – умереть самой. Я смотрю на улицу, я царапаю руку, я хочу прыгнуть.
Сейчас я похожа привидение. Возможно, внизу сидит юный поэт, который видит мой силуэт на фоне пасмурной ночи. Возможно, я стану его страстью на долгие годы. Я легко спрыгиваю с окна. Иногда несделанный шаг кажется важнее всей жизни. Я никогда не смогу убить себя. Я раздеваюсь и ложусь спать. Я представляю себя одинокой.
Я прислушиваюсь к его дыханию за стеной. Утром все происходит как обычно, утром я кажусь себе странной, мне кажется, будто той дурманящий ночной воздух не исчез, мне кажется – он в квартире, я плохо себя чувствую. Мне становится лучше, когда я готовлю обед. Я режу луковицу, он сидит за столом, спиной ко мне и что-то рисует. Я не плачу над луком, я вообще не плачу, он же рыдает постоянно, из-за каждой мелочи. Но не из-за лука.
Иногда я думаю о нем. Он очень красивый. Он мог бы быть в мечтах миллионов людей, он мог бы продавать свои улыбки за деньги. Иногда я думаю, если бы он не был моим братом? Иногда я думаю, если бы он не был моим братом и если бы у него были мозги? Я представляю, что дорезаю луковицу, плачу, ведь все девушки плачут над луком, я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, я улыбаюсь, он внимательно смотрит на меня, он спрашивает: «Все в порядке?», он подходит и обнимает меня. Я чувствую себя хорошо, мне приятно, когда он рядом, он прижимает меня к себе и бормочет: «Алена, моя Алена». Я кладу нож на доску и глажу его руки.
Я вздрагиваю и замечаю, что слишком задумалась – нож торчит из доски, ладонь прижата к лезвию, я отдергиваю руку и вижу кровь. Мне больно. Я оборачиваюсь и вижу, что он внимательно смотрит на меня. Он встает и подходит, аккуратно берет меня за руку и тихо спрашивает: «Алена, все хорошо?». Мне кажется, что из его глаз исчезло безумие, он нежно целует мою ладонь, он внимательно смотрит на меня, он такой красивый. Мы стоим слишком близко, я чувствую его запах, я хочу прижаться к нему. Я молчу.
Я открываю глаза и пытаюсь понять, что случилось. Я лежу на полу в кухне. Он сидит рядом, сжавшись в комочек, тихо всхлипывает и раскачивается. У меня болит голова, мне очень плохо. Он поднимает голову, я смотрю в его глаза. Я смеюсь, я смотрю на свои ладони, на них нет порезов, я смеюсь еще громче. Разыгравшееся воображение, мне все показалось. Я смеюсь. Я хохочу, он начинает плакать громче, звуки эхом разносятся по квартире. Неожиданно мне становится страшно. Я встаю и иду в спальню. Мне нужно прилечь.
Это грипп или сильная простуда, может, ангина или что-то еще, мне все равно. Я знаю, что брежу, но так приятно открывать глаза и видеть его рядом. Чувствовать его руки и губы, слышать его голос. Это бред. Я теряюсь в пространстве, иногда я гуляю с ним под темным небом. Иногда я красуюсь рядом с ним в красивом белом платье. Иногда я стреляю в него и смотрю, как из его живота льется темная, почти черная кровь, я окунаю в нее пальцы, и им становится тепло. Мне это нравится. Бред. Он целует меня и прижимает к кровати. Я даю ему чашку с горячим чаем, в голове крутится: «Цианид». Цианид. Цианид. Я открываю глаза и вижу его. Он взволнован. Он дает мне лекарства. Бред.
Мне жарко. Мне холодно. Я хочу навсегда остаться в этом бреду, но я просыпаюсь, мне легче, я смутно припоминаю все, что происходило. Я спокойна. Единственная моя мысль: «Цианид».
Я спокойна.
Глава 3.Глава 3
Я кручу в пальцах баночку с надписью KCN. Я улыбаюсь. Никогда не думала, что можно стать счастливой от такой мелочи, но нет, это не мелочь. Это свобода, одиночество, много зеркал и что-нибудь еще. Осталось всего пять дней.
Я решила, что будет хорошо, если он умрет в свой день рождения. Я думаю, это будет отличным подарком для нас обоих. Я думаю, это будет приятным сюрпризом. Я думаю, к этому времени нас оставит сиделка, которую прислали из больницы, когда я заболела. Кажется, я вызвала врача во время своего бреда, может быть, но я этого не помню. Сиделка молодая и полная, она красива, у нее приятная улыбка, но она слишком громко разговаривает.
Мы сидим в его комнате, она что-то ему рассказывает, он рисует, я кручу в пальцах карандаш. На руках появились новые синяки, они синие, они болят, меня держали, я пыталась вырваться. Я улыбаюсь, возможно, я сама хватала себя за руки, я не помню этого. Он зовет меня, я смотрю на его рисунок, я говорю: «Умница, это очень красиво». Сегодня он в футболке, я смотрю на его красивые руки, и мне хочется сделать что-нибудь, я хочу ударить его, я хочу причинить ему боль, я хочу, чтобы он боялся меня, я хочу убить его, я хочу узнать, что происходило, когда я бредила. Его руки все в глубоких царапинах.
Я не могу ничего сделать, пока здесь сидит эта кукла в белом халате. Я ничего не могу сделать, пока она не уйдет домой, к своему коту или парню, она что-то говорила об этом. Он смотрит на меня, тихо гладит мою коленку, он иногда меня пугает, кукла внимательно меня изучает: «Алена, вы хорошо себя чувствуете?» Нет, кукла, мне плохо. У меня раскалывается голова. Я совсем не помню прошлые сутки. У меня есть возможность побыть в одиночестве, но я сижу здесь, с ним. И последнее, оно пугает меня больше всего. Я хочу его поцеловать.
Я говорю кукле, что все хорошо, она продолжает читать, но я чувствую, что она отрывается от страницы, она искоса разглядывает меня. Я в длинной юбке и вытянутой кофте с длинными рукавами, но я знаю, что это не помогает, я знаю, она увидела искусанные губы, и заживающие царапины на пальцах, и длинный, неровный шрам на шее. Я знаю, сейчас она пытается понять, как появились следы на моей коже, ей интересно, что происходит в этой квартире, ей интересно, почему мы живем вдвоем.
Я хотела бы заснуть. Я закрываю глаза и перестаю думать. Я задерживаю дыхание. Я расслабляюсь, мне хорошо. Я провожу так весь день, я лениво перебираюсь из комнаты в кухню и обратно, кукла подсовывает мне таблетки, я молча их глотаю. Кукла что-то спрашивает, я отвечаю. Кукла говорит, что собирается домой, я улыбаюсь. Она идет к двери, снимает и убирает свой халат, она обувается, я ласково говорю ей: «До завтра», она вздрагивает и быстро выходит. Я закрываю дверь.
Он стоит за моей спиной, я оборачиваюсь, я внимательно разглядываю его лицо. Я, кажется, снова брежу. Он прижимает меня к стене, он целует меня в шею, он бормочет: «Я так соскучился», он расстегивает мою кофту. Я хочу кричать, но я сильнее прижимаюсь к нему, я должна закричать и оттолкнуть его, но я стаскиваю его футболку, я тянусь губами к его уху, я зову его в спальню.
Я бы считала это неправильным, если бы это не было так прекрасно. Если бы это не было бредом. Я засыпаю на его плече. Я целовала каждый сантиметр его тела, он говорил, что любит меня.
Я знаю, завтра я проснусь одна, а через четыре дня я убью его.
Мне так хорошо. Я довольно потягиваюсь и закрываю глаза.
Глава 4.Глава 4.
Я просыпаюсь от привычной атаки, я просыпаюсь от громкого: «Алена, уже утро», я просыпаюсь от мокрого поцелуя. Я как обычно думаю, как я устала и неожиданно понимаю – это все в последний раз и больше никогда не повторится. Я счастлива, я улыбаюсь, я радостно поздравляю его с днем рождения. Он требует подарки, я говорю, что он получит свой чудесный подарок, когда мы будем пить чай с тортом.
Я стою над чашкой с чаем, и дую на обожженные пальцы. Я растворила в воде всю банку, я разогрела воду, я заварила чай. Я стою над чашкой, я чувствую запах миндаля, я вовремя останавливаюсь, когда привычно пытаюсь попробовать то, что получилось. Я дую на пальцы, я хочу расцарапать руку, но знаю – это не поможет, раньше боль помогала мне сосредоточиться, но нет. Не сегодня, сегодня мне вряд ли что-то поможет.
Он забегает на кухню, он тянет меня в комнату, к столу. Он счастлив, а мне неожиданно хочется плакать. Я не умею плакать, я не умею бороться с чудовищной пустотой внутри и внешней слабостью. Я сажусь и спрашиваю, скучает ли он по маме. Я спрашиваю, хочет ли он увидеть ее, я спрашиваю, не хотел бы он отдохнуть от меня. Он долго молчит и отвечает: «Нет». Нет, он не скучает, нет, он не хочет к ней, нет, он не сможет без меня. У меня нет сил спорить с ним, у меня вообще не осталось сил, ненависть, раздражение, страх, страсть – бесконечная желчь разных чувств наконец оставила меня. Я думала, это будет моей свободой, я думала, это будет счастьем. Это стало опустошенностью. Он сидит напротив, он рассматривает меня, что-то рассказывает, он улыбается – он уже мертв. Я давно уже убила его.
Я думаю, что хочу выпить чай с запахом миндаля. Я думаю, что не стоит этого делать. Я говорю, что принесу торт и ухожу на кухню. Я прислоняюсь лбом к холодному окну. Я боюсь.
Торт стоит на столе. Свечи горят. Несколько новых игрушек лежат у него на коленях. Я несу чашку, я думаю о том, что лишь восемь процентов населения земли способный на убийство. Или девять. Я думаю, что меня могут поймать. Я не знаю, что я буду делать потом. Я думаю, что мне не придется больше готовить ему и хвалить его рисунки. Я думаю о разных глупостях.
Он берет у меня чашку. Он ставит ее на стол. Я сажусь напротив, и, когда я смотрю на него и собираюсь подать ему чай, я чувствую что-то новое, непонятное, раздражающее. Безысходность. Это не отсутствие выбора, это безысходность принятого давно решения. Это тяжело, мне сейчас очень тяжело.
Я выбила чашку из его рук, когда он собирался сделать глоток. Потом мы смотрели на крупные осколки, и оба чувствовали терпкий запах миндаля. Потом он обнял меня к себе и прошептал: «Я тебя никогда не оставлю».
Я смотрела на растекающийся по полу яд. Я слышала шум машин и крики детей за окном. Я не могла ни о чем думать.
И я закричала.
@темы: Рассказ.
-
-
09.08.2009 в 20:28-
-
09.08.2009 в 21:17Насчет местоимений, иначе у меня просто не получилось сделать. Писалось все кусочками, целиком я даже не перечитывала, поэтому, наверное, так и вышло)
-
-
09.08.2009 в 22:14